Красота у этой женщины была редкостная. Шарм какой-то не советский. Когда она начала работать, «типаж» ее внешности был не востребован.
Красота у этой женщины была редкостная, привлекательность – особая. Шарм какой-то не наш, так и хочется произнести – не советский. Когда она начинала работать в искусстве, «типаж» ее внешности был не востребован.
Она не тянула на доярку или крановщицу. Она всегда говорит то, что думает, фальшь чувствует за три версты. Немногие знают, что ее отец Владимир Бестаев, осетин по национальности, был блистательным актером немого кино. У нее активная жизненная позиция, характер далеко не из смирных. Я впервые увидел ее на премьере спектакля «Мораль пани Дульской». Там у народной артистки Бестаевой небольшая роль, но, когда она выходит на сцену, зал принадлежит только ей. Энергетика!
После спектакля мы встретились на пустынной платформе метро – немолодая, уставшая женщина одиноко стояла с тощим букетом бледных гвоздичек.
«Страна стоит в неприличной позе…»
– Татьяна Владимировна, много лет назад молодая красивая артистка Бестаева приходит в театр Моссовета. Как принял вас театр?
– Я не скрываю, было это в 1961 году. Я окончила ВГИК, но все время мечтала о театре, сразу попала в Театр Эстрады, но ушла оттуда, мне там было тесно… Потом в газете прочла, что в театр Моссовета требуется актриса. Так мне туда захотелось, но страшно было идти на эту комиссию отборочную, до дрожи в коленях страшно.
Она всегда говорит то, что думает, фальшь чувствует за три версты
Взяла с собой Люську Гурченко, мы тогда с ней крепко дружили, и пошла «смотреться». Эту комиссию никогда не забуду – там такие люди были: Марецкая, Бирман, Плятт… Я на них смотрела снизу вверх.
– Вы в этом театре более полувека, видите себя примой?
– Мое положение в театре всегда было своеобразной оппозицией к руководству. Тут нынешний директор заявляет, что 45-летие творческой деятельности – не дата. Бог с вами, говорю, для вас юбилей, когда на коляске вывозят?
– Как чувствуете себя рядом с быстро меняющимся телемиром?
– Все с ума сходят от экранной популярности. Тех, кто часто мелькают на «голубом глазу», настоящие актеры называют обезьянами. Народ запутали, и никто не поймет, где настоящее, а что негодное. То, перед чем всю жизнь преклонялись, обесценено. Вся страна сегодня стоит в неприличной позе перед чиновниками всех мастей и рангов. Поэтому не понимаешь, кем ты оказался в этой жизни. Хочется верить, что по-прежнему личностью.
– В те годы ваша подруга Людмила Гурченко уже снялась в «Карнавальной ночи». Нос не задирала?
– Гурченко со своей популярностью стояла в первых рядах. Три года мы дружили довольно плотно. Я вышла замуж за Лешу Габриловича – сына знаменитого кинодеятеля Евгения Иосифовича Габриловича. А у Люси мужем был сценарист Боря Андроникашвили, грузин и очень красивый мужчина. Она чувствовала себя безумно влюбленной. Когда мой папа впервые увидел Люсю, то сказал с присущим ему кавказским акцентом: «Слюшай, как такая большая голова на таких тонких ногах держится?» Люська заржала, но не обиделась.
Мое положение в театре всегда было своеобразной оппозицией к руководству
Потом Гурченко разошлась с мужем и сильно страдала. В тот время она во мне сильно нуждалась. Люся была таким человеком, который совершенно не мог быть один. Я очень быстро стала понимать, что вместе нам очень трудно: ей ведь надо было служить постоянно. Я ведь сама личность не слабая, и на алтарь такой дружбы себя положить не могла. Вот так и пошли по жизни разными путями.
«Мужики покоя не давали»
– После выхода на экран фильма Параджанова «Тени забытых предков» вы тоже стали необычайно популярной.
– Конечно, я тогда не понимала, что Параджанов – великий и гениальный режиссер. Фильм получил кучу международных призов, и чиновники от Госкино объездились с ним по заграницам. К сожалению, популярностью своей я как следовало бы не воспользовалась. Перед Параджановым я совершенно не тряслась. Дрожала лишь перед съемкой, потому что лето в гуцульских горах кончилось. Начались заморозки, было холодно и страшно. Помню, намазали меня темной морилкой. Чтобы получился здоровый, деревенский цвет кожи. На шею надели красивое монисто и вперед – под камеру. Всю съемочную группу отогнали чуть не на полкилометра. Остались только режиссер и оператор с осветителями. Скомандовали «мотор!», а я никак халатик скинуть не могу. Раза три пыталась это сделать – так сильно волновалась. Эпизод снимали достаточно долго. Потом побегала голяком. Фильм получился хорошим. Потом мне мужики долго покоя не давали: популярность была огромной.
– Вы плотно заняты в театре?
– Живу только им. Могу работать по 24 часа в сутки, но ролей всегда было мало. Может, несчастье нашего театра в том, что очень много прекрасных актеров нашего театра рано ушли из жизни?
Леня Марков, Вадик Бероев рано ушли из жизни, они были моими партнерами. Господь нашел им место в раю. А здесь места этих актеров так никто и не занял. Сценические герои их уровня в пьесах выписаны, вот только играть их некому.
– Леонид Марков всегда мощно выглядел на экране, а в жизни он тоже был сильным человеком?
– Одно время Марков был в меня влюблен. Впрочем, он влюблялся во всех баб – такой сладколюбивый человек. При всей своей экранной мужественности Леня на самом деле был мягким и даже трусливым человеком. Хотя как творческая личность мог позволить себе появляться на людях в разных лицах. Пьяный и трезвый Марков действительно казался абсолютно разным. Марков, вообще, по-хорошему сентиментальничал, часто плакал. Пьяный Марков за всеми бабами по театру гонялся, что он с ними делал, не знаю. За мной не бегал…
Могу работать по 24 часа в сутки, но ролей всегда было мало
– У вас была фантастическая красота.
– Любили меня многие, некоторые даже с ума по-настоящему сходили. Три раза была замужем, а в результате осталась одна…
Чувство одиночества знакомо мне с детства. Мама вышла замуж, когда мне было 13 лет, но в новой семье я жить не захотела, так как очень любила папу. Он в это время жил на Кавказе и приехать не мог, посылал деньги, которые по малолетству мне давали соседи. Питалась пирожками и лимонадом. С тех пор всю жизнь не ем первого. Но не страшно, когда человек один, страшно, когда человек – ноль.
– Татьяна Владимировна, вашей красоте женщины завидовали?
– Когда я пришла в театр, то произвела на всех просто оглушительное впечатление: ну как же, девочка, которая имеет свой современный стиль в одежде, в прическе, в макияже. У местных женщин-актрис случился жуткий переполох, и меня, скромницу, стали называть «станком для любви…» Я рыдала неделями от обиды и боли. Бабы просто умирали от ревности и сочиняли всякие небылицы и сплетни. Но сексуальной революции в театре я не совершила: у меня был роман всего с двумя актерами – один из них уже умер, другой работает в театре.
– Вы работали в театре, в котором блистали Раневская, Орлова, Марецкая. Как они к вам относились?
– В спектакле «Странная миссис Сэвидж» посчастливилось играть со всеми нашим женщинами-звездами. Признаюсь честно – Раневская ни с кем не сравнима. У нас с Фаиной Георгиевной сложились дивные отношения, она меня очень любила. Но я этим не пользовалась. Кстати, наша первая встреча была просто потрясающей! Я в спектакле «Совесть» играла жену секретаря парткома. На второй день в буфете встречаю Раневскую, она как-то стремительно ко мне подошла: «Деточка, вы мне в спектакле очень понравились, такая изумительная б-б-б-л…дь». Это был явный комплимент!
То, что пишут сегодня об Орловой, – такая гадость и вранье. Лично мне не интересно, какие у них с Александровым были отношения. Знаю одно: Орлова была очень деликатным и совершенным человеком. Никаких особых диет не соблюдала, пила и ела все подряд, это я видела на гастролях в Болгарии. Она умерла от рака поджелудочной железы. Так все стали сочинять, что она загубила себя диетами. Не верю!
– А Марецкая?
У местных женщин-актрис случился жуткий переполох, и меня, скромницу, стали называть «станком для любви…»
– Она была полная противоположность Орловой во всех отношениях. Любовь Петровна никуда не совалась, Орлова так и осталась неразгаданным человеком, настолько была в себе и в профессии. Марецкая числилась в хозяйках театра, все-таки бывшая жена главрежа Завадского, их по жизни связывал общий сын…
«Я не стала мадам Депардье…»
– Говорят, будто вашим поклонником был сам Жерар Депардье?
– Шел 1965 год. Я уже тогда была в ореоле славы от параджановской картины. Жерар приехал впервые в нашу страну, с Россией знакомиться. Конечно, он увидел где-то фильм Параджанова и влюбился в меня. Потом, помню, он пришел на спектакль «Сверчок», я тогда в кого-то была влюблена и на него не обратила внимания. Ну, сходили пару раз в ресторан. Три дня были вместе. Депардье много рассказывал про свою маму. Когда он уезжал, я подарила ему набор из уральских самоцветов, которые привезла из Свердловска. Потом он прислал мне письмо, на которое я не ответила. Помню, как этот влюбленный француз шептал моей переводчице Лиле: «Скажи этой дуре, что я в нее влюблен. Я обязательно стану знаменитым». Но я так и не стала мадам Депардье… Честно говоря, он мне никогда и не нравился. Этот нос уточкой…
– Вернемся к театру. В силу конкурентности профессии актерам сложно дружить?
– Одно время дружила с покойной Ией Саввиной. Она очень умна, лидер. Но она из тех женщин, которым надо служить. Она была сильная личность, давила страшно и злючкой часто была. Ия – девка была хорошая, но с характером сложным. Может, потому что у нее больной ребенок, он даун.
– А Маргарита Терехова?
– Вот Терехова закрытая, никогда ни с кем в театре не дружила. Невозможно посмотреть ей в глаза, она так умело убирает себя от взоров. Якобы в бога верит, крестится поминутно. После смерти Завадского требовала, чтобы театр назвали его именем, при нем она чувствовала себя баловницей судьбы. Рита никому не сделала ни добра, ни зла… Сейчас она глубоко больной человек. Не узнает никого. А актриса она все-таки замечательная!
Я никого не убивала, не травила, так карты легли
– Вы с Марией Владимировной Мироновой снимались в картине «Иностранцы». Какое впечатление осталось от общения с ней?
– Чудесное! Она была потрясающая женщина, легкая, с юмором, смешная. У нее были редкие волосы, и, когда ее причесывали, она постоянно вскрикивала. «Ой, не надо! Ваську вырвали! Люську выдернули!» Все ее волосы имели счет и имена…
– Вы в семейной жизни были счастливы?
– С Габриловичем мы разошлись, он хулиганил и постоянно бил меня до синяков. Я в ответ орала на всю многоэтажку, как белуга. У него была потрясающая мать. Утром она всю семью приглашала к столу коронной фразой: «Евреи, завтракать!»
Второй муж был музыкант Женя Столяров. Он пил сильно, так и погиб по дурости – с карниза сорвался.
Самый счастливый брак был с последним мужем Кириллом. Мы прожили 22 года, но он сгорел от рака…
Как сказала про меня умная, но злая Виктория Токарева: «Бестаева – женщина-катафалк..» Ну зачем так грубо? Я никого не убивала, не травила, так карты легли. Но, несмотря ни на что, стараюсь жить не унывая. Берегу что есть…
Из биографии
Народная артистка России Татьяна Бестаева родилась в июне 1937 года. Выпускница ВГИКа. В 1960-е годы Бестаева считалась одной из самых красивых актрис Советского Союза.
Из интервью: «Когда меня спрашивают, почему я ношу обручальное кольцо на правой руке – “Ты же вдова?”, я отвечаю: “Я обручённая с театром!” Дорогой мой театр, если ты меня любишь, то, пожалуйста, не кидай меня и не превращайся в КВН, где все говорят не своим голосом, кривляются, попирая тем самым традиции и великое наследие русского театра!»
Источник новости: http://www.amur.info/column/yaroshenko/6969