Режиссер с мировым именем. Человек европейского влияния. Он постоянно приезжает в Россию вопреки санкциям и отмене культурного года Польшей. Один.
Режиссер с мировым именем. Физик и философ по образованию. Говорит на восьми языках. Человек европейского влияния и мышления с дивным упорством приезжает в Россию вопреки санкциям, отмене перекрестного культурного года Польшей. Один.
Впрочем, такие единицы, как Кшиштоф Занусси, Анджей Вайда, Кшиштоф Пендерецкий и держат хрупкий гуманитарный мост в нелучшие времена. Не только Москва и Петербург, Вологда и Выборг, Байкал и Сахалин «освоены» Занусси. На «Краю света», в Южно-Сахалинске, где он председательствовал в жюри кинофестиваля, мы беседуем в японском ресторанчике…
На службе у Путина…
– Вы как-то пошутили, что для патриота Польши достаточно хорошо знаете русский язык. Скажите, Кшиштоф, трудно сегодня в Польше хорошо относиться к России?
– На уровне интеллигенции никакой сложности не вижу. А на уровне администрации и популистов всегда кто-то скажет, что ты на службе у Путина. Простые люди, желтая пресса на это реагируют. Мне неприятно и стыдно за это, но, что делать, так бывает.
– Вы – один из немногих иностранцев, который, приезжая в Россию, не учит тут никого, как надо жить правильно.
– Часто говорю, что мои хорошие отношения с Россией сложились благодаря Японии.
– … ?
– Я итальянского происхождения, хотел подтянуть свой итальянский, но, к сожалению, кто-то из чиновников заметил, что меня нельзя посылать в страну предков, и отправили на три месяца в Японию: там предков у меня точно не было. Там я понял разнообразие мира и то, что его нельзя реформировать. А мы по природе хотим все переменить, советуем другим: то и это не делайте, я вам скажу, как надо. После Японии я понял, что так нельзя, это все зря.
– С фамилией Занусси, которая известна во всем мире как бренд, у вас по-другому могла сложиться судьба…
– Многие годы объясняю молодым, как меня выручило чтение Бальзака. Было время, я попал в круг моих итальянских родственников, которые были сказочно богаты. К ним приехал человек из коммунистической Польши с пятью долларами в кармане. А благодаря Бальзаку я уже предвидел дальнейший сценарий и благополучно отказался от их предложения оплатить мою учебу и найти приличную работу бедному родственнику.
Я считаю, что вообще остаться на поверхности жизни, не утонуть – это уже достижение
Жизнь показала, что у меня оказалось больше возможностей в бедной, провинциальной и коммунистической Польше. Представьте, что я сейчас сидел бы на больших деньгах и занимался производством холодильников. Боюсь, я бы уже давно был на пенсии и был как большинство пенсионеров – огорченным стариком.
– А так вы сейчас заняты идеей нового фильма. Один из нас как раз был вместе с вами в китайском Харбине, с которого все началось…
– Это было кладбище эмигрантов, не только русских. Такое место, где остро чувствуется поход времени. Поляки в огромном числе строили железную дорогу российской империи, которую потом назвали Китайско-Восточной. От памяти тысяч людей не осталось ничего. Несколько надгробий. На кладбище перенесли только камни, а прах остался в другом месте, в парке…
Для меня это память о серьезном переломном моменте. Когда уже начал формироваться новый мир, который оказался для нас не во всем счастливым. Эти камни без могил – последние свидетели времени, когда в тех краях присутствовала Европа. А сегодня там осталась только Азия. Мы должны оправдать нашу европейскую культуру и сохранить нашу цивилизацию, к которой Россия принадлежит полностью.
– А кто герой по национальности?
– Там три героя. Русский, китаец и поляк. Тогда люди часто уходили с тех краев по фальшивым документам. Мне в моем банке рассказали, что в Швейцарии есть огромный депозит с маньчжурских времен. Наследникам очень трудно доказать свою причастность к тем деньгам, надо приезжать в Китай и добиваться почти невозможного – эксгумации, чтобы сделать анализ ДНК. И только тогда в суде можно доказать, что ты родственник и наследник оставшегося состояния.
– Возможно ли это в сегодняшнем Китае?
– Вы знаете, слово «блат» тоже переводится на китайский язык… Но пока сценарий лежит на полке. Нет денег.
– Вы с кем-то говорили об этом проекте?
– Высказывали заинтересованность итальянцы, французы. Сюжет присутствия Европы на Дальнем Востоке многим близок. Все остановилось, потому что у России сейчас нет желания делать что-то с нами.
– Может быть, не желания, а денег? Кстати, вы ведь помогали Герману-младшему.
– Да. И мой коллега сейчас помогает с совсем новой картиной. И мы очень гордимся, что бедный помогает богатому.
«Мои буряты…»
– Не всякий российский режиссер так объездил страну, как вы.
– Я на все приглашения из Сибири реагирую, потому что здесь свежее мышление. Мои буряты, когда готовили спектакль, жили в моем доме под Варшавой.
– Вы сказали – «мои буряты».
– Они великолепны. Актеры из Улан-Удэ, где я ставил пьесу.
– Россия восточно-сибирская отличается от московской и питерской?
– В Сибири люди с гораздо более самостоятельным мышлением. Как и в Новой Зеландии. Туда уже никакая ссылка для англичанина не страшна. Есть такие места в конце мира.
– На этом фестивале у вас произошла словесная дуэль с губернатором.
– Спор этот, думаю, не случаен. Сейчас появилось адепты, настаивающие на самодостаточности России. По одной картине, которую показали на открытии фестиваля, нельзя делать вывод о «загнивающем» Западе. Как правда и то, что это отвратительная картина, хоть и была награждена на Каннском фестивале. Да, не удивляйтесь, там могут отметить отвратительную картину. Мы полемизировали о монополии духовности. На мой взгляд, самодостаточность – это анахронизм. Он усомнился в духовности Запада, я ответил, что наблюдаю иные тенденции. Порой кажется, что в этом есть некий недостаток скромности, присутствие дикого материализма. Много говорить об особой духовности то же самое, что говорить о себе: мы лучше других.
– Меняется ли сегодня в Польше отношение к беженцам?
– Это не простой вопрос, потому что беженцев нет.
– Нет?
Я на все приглашения из Сибири реагирую, потому что здесь свежее мышление
– Хуже. Они приезжают и в течение нескольких дней исчезают, не для того приехали, чтобы жить в Польше. Они хотят в Германию, в богатые страны. Нынешний европейский популизм – это страх перед чужим, перед непонятным….
– Как католика, христианина, не беспокоит вас наступление другой конфессиональной цивилизации?
– Я бы сказал другое, о чем не принято говорить. Цивилизации, культуры, религии всегда соперничают. У них бывают периоды взлета и падения. Ислам в 12 веке отбросил греческую традицию, решив, что разум не нужен. Они читают Коран, как мы когда-то читали Библию.
Мы много веков знаем, что это только метафора – библейские семь дней сотворения мира. И это помогло построить железные дороги и подняться в небо. Исламисты с догматами – в тупике. А кто в тупике, тот будет террористом. Потому что там нет надежды.
Китайцы не будут употреблять терроризм, они глубоко надеются, что они будут вызволять мир. Это совсем другое мышление.
– Сейчас у европейских интеллектуалов новый кумир, философ-атеист Ричард Докинс с книгой «Бог как иллюзия»: «Когда один человек одержим иллюзией — это называется безумием. Когда множество людей одержимо иллюзией — это называется религией».
– Нет, волна увлечения им уже прошла. Мы его приглашаем на Папский совет культуры, и он на этих дискуссиях не выпадает сильно из дискуссий.
– Патриарх Кирилл вас с днем рождения поздравляет…
– Да. Это правда. Я получил икону на мой день рождения и очень ей горжусь: Святой Августин. Патриарх придумал такой значительный для меня подарок, и мне очень приятно.
Один из моих любимых – фильм Андрея Смирнова «Жила была баба»
– Между католиками и православными большая дистанция?
– Часто одни и те же слова у нас имеют разные смыслы. Не так давно у меня дома была группа русских студентов, и я все не мог найти ключи от машины. На рояле лежала кошка, когда она поднялась, нашлись ключи. В тот момент русские воскликнули: вот мистика! Мистика для западного человека – это общение с богом напрямую. А не какая-то загадка с кошкой. Это самое большое достижение духа. Если я вижу это слово у Бердяева и Соловьева, там мистика значит то, что значит по-английски, французски. А в 20-е годы большевики просто понизили его до уровня бытового слова.
Страх смерти
– Название одного вашего фильма звучит как философская максима «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем». Вы много размышляете о культуре смерти, о философии смерти.
– Прежде всего, я пожилой, и это уже реально. А с другой стороны, мое поколение столкнулось со смертью очень рано
– А вы боитесь смерти?
– Конечно. Я думаю, что все боятся, но не признаются.
– А что пугает?
– Неизвестность, загадка. Есть надежда, но нет 100-процентной уверенности, что мы проходим в другое измерение. Многие серьезные умы принимают и науку, и религию. В списке затрат Ватикана есть расходы на обсерваторию, мало кто помнит, что Папа Римский отвечает за точность календаря. Я заметил, что кончается эпоха такой уверенности, которая рождала Ньютона и Вольтера. А сам Эйнштейн, хоть и не был конфессиональным человеком, говорил: кто не чувствует тайное, тот слепой и глупый, а все тайное связано с богом и религией.
– После вашего последнего фильма «Инородное тело» хочется спорить: почему некоторые считают, что уйти в монастырь – это высший духовный подвиг. Оставить земные проблемы, близких – это как сдаться, самое легкое, что может человек… Любовь к богу выше любви к ближнему?
– Есть люди, которые умеют любить жену и мужа и быть глубоко верующими, есть святые, которые были замужем.
– Многие поступают ошибочно в монастырь. Просто от страха уходят, от реальной жизни.
Вся наша цивилизация держится на одних и тех же христианских основах
– Да, но это надо проверить. В основе картины – история, которая произошла в нашей семье. И наша монашка уже больше десяти лет там живет. Красивая, образованная, успешная. И мужчины ее обожали. Я редко могу к ней обращаться, могу послать письмо в монастырь. Это один из самых суровых монастырей. Чтобы посмотреть мой фильм, она обратилась в Рим. И получила разрешение. Я к ней приехал, и все остальные монашки решили уже сами, что будут фильм смотреть, но только через решетку.
– Какая у них была реакция?
– Всем показалась самой интересной проблема несогласия, которое их окружало. Мать могла быть верующей, но согласиться, чтобы дочь шла в монастырь, нет. Пусть другие.
– Кто из российских режиссеров вам любопытен?
– Герман, Сокуров, Кончаловский, и, безусловно, Андрей Звягинцев.
Один из моих любимых – фильм Андрея Смирнова «Жила была баба». С европейской точки зрения это очень интересное кино, глубоко человеческое. Картина поразила своей мудростью, отсутствием демагогии и тем, что она не односторонняя…
– Надолго ли противостояние России и Европы?
– Мне кажется, что это не может быть долго. Потому что мы все в одной лодке. Вся наша цивилизация держится на одних и тех же христианских основах. Мне конфликт России с Западом кажется исторической ошибкой. Потому что никакого конфликта не может быть, наши интересы совпадают. Был момент, когда Россия могла бы вступить в НАТО, и это было бы, на мой взгляд, счастливым движением. НАТО защищает мир и защищает нас.
– От кого защищает?
– Не от России. От исламистов, прежде всего.
Полный дом народа
– Расскажите про свой дом под Варшавой. Это правда, что вы можете принять до ста человек?
– Нет. До 30 могу выдержать. Я читаю лекции в разных университетах, на разных факультетах, И это моя огромная радость, что могу себе позволить принимать людей из разных стран.
– И что, к вам, как в монастырь, может постучаться каждый?
Раньше имел большую поддержку от профессиональных критиков, сейчас пришла молодежь, которая очень хочет быть популярной
– Нет, надо раньше предупредить, я скажу, когда есть свободное место, когда я буду. Для всех приезжающих бесплатная кровать и завтрак. Для совсем молодых людей я предлагаю программу, которую назвал «Чемодан». Представьте себе, вы мой чемодан, вы везде ходите со мной: к зубному врачу, в банк, не стесняйтесь, я не буду говорить о деньгах в вашем присутствии… Смотрите, впитывайте, наблюдайте. Для молодых все является открытием. Их все учит, им все на пользу.
– Неужели вы не утомляетесь от такого количества людей?
– Нет, у меня большой участок, и мои любимые собаки, которые решают много проблем. Их у меня десять. Одна из них снимается в каком-то сериале и зарабатывает этим пищу для остальных.
– А кого вы не пустите в свой дом?
– Я об этом не думал. Личных врагов не имею. Впрочем, расскажу чужую историю.
Раньше я часто ездил в Грузию, читал лекции. У меня сложились хорошие отношения с ректором грузинской дипакадемии. Однажды за обедом он рассказал, как ехал на машине и увидел на дороге истекающего кровью человека, поднял его и решил повезти в больницу. По дороге тот пришел в себя, наставил на ректора пистолет и строго приказал не везти его в больницу.
Грузин сразу понял и отвез его к себе домой. Через некоторое время тот человек исчез, возвращается через месяц и говорит: «Ты спас мне жизнь, наверняка у тебя есть враги, скажи кто они, и я их уничтожу». Ректор ответил, что у него нет врагов, тот попросил его хорошо подумать. Когда он неделю думал, то вспомнил несколько человек, которые ему в жизни делали больно и поступали с ним несправедливо.
Вы поняли философию этой истории. Если я буду недели две над этим думать, то тоже найду врагов. Я сейчас попал под сильный огонь критики. Раньше имел большую поддержку от профессиональных критиков, сейчас пришла молодежь, которая очень хочет быть популярной. Поэтому кусает порой нещадно и Анджея Вайду, и меня.
Угрызение совести хуже, чем страх
Я тоже на них нападаю, говорю, вы славите все, что деструктивно, говорю, вам нравится, когда жизнь черная и разрушительная. Но меня приучили свою ранимость глубоко прятать, и ни в коем случае ее не показывать.
– А как лечите душу?
– Тишина лечит, тишина, которую можно найти только в лесу. Бывает, на несколько дней ухожу в монастырь, знаю, что там могу провести время, ни с кем не разговаривая. В трудные моменты размышлений это важно и даже необходимо.
В Польше есть несколько известных монастырей, куда ездит интеллигенция, правда, есть опасность встретить там кого-нибудь из коллег. Но тогда будем молчать оба.
– Вы ощущаете себя счастливым человеком?
– Однажды в Америке я присутствовал на встрече с Андреем Тарковским, которого молодой человек спросил: что мне делать, чтобы я был счастливым? А Тарковский ответил: а зачем тебе быть счастливым? Они говорили абсолютно на разных языках. С тех пор боюсь отвечать на этот вопрос. Счастье – когда у тебя удобный номер в отеле и на столе вкусный кофе? Или главное понять, зачем ты пришел в этот мир? Если поймешь, то будешь счастлив. Если ты догадаешься о своем призвании и предназначении, значит, будешь счастливым.
Когда я общаюсь с молодежью и хочу ее немножко оживить, а может даже и спровоцировать, то говорю: ничего лучшего для счастья, чем наркотики, нет. Вместо 40 лет проживете 10, но в постоянной эйфории. И обществу это выгодно, не надо вам пенсии платить. Замолкают и задумываются. Заметил, что это действует как холодный душ.
– Когда вы последний раз плакали?
– У, боже мой! Это случается.
Помню, в Киеве была передача на телевидении, где говорили страшные вещи о массовых убийствах на Волыни. Неожиданно поднялась какая-то старушка и сказала, что там убили ее родителей, но она готова всех простить. У меня после этих слов появились слезы на глазах, это все сняли крупным планом…
Я считаю, что вообще остаться на поверхности жизни, не утонуть – это уже достижение. Я всегда говорю молодым: вот вы сидите передо мной, и все кажетесь сильными, надежными. А лет через 30 среди вас будет много неинтересных, злых, переполненных ненавистью, испытавших полное разочарование в жизни. Понимаете, жизнь проиграть очень легко.
Надо постигать разум, иначе попадешь в ловушки.
Жизнь без спараведливости
– Почему часто порядочные, совестливые люди попадают в ловушки?
– Не знаю, это надо спросить у бога, не у меня. В жизни часто нет справедливости.
В Америке, когда я в воскресенье включаю телевизор и вижу всех этих евангелистов, которые говорят, что всегда добро будет награждено, меня эта ересь сильно раздражает. Обещать людям, что все получат награду за хорошие поступки? Это смешно! Хотя, может быть, с точки зрения педагогики и психологии это помогает.
Я считаю, что вообще остаться на поверхности жизни, не утонуть – это уже достижение
От таких обещаний человек слабеет, он должен знать заранее, что награды не будет. За честную жизнь будет только душевная награда, руки не будут дрожать, не будет бессонных ночей, если человек поступал по совести.
– Вам бывало в жизни за что-то стыдно?
– Конечно. Угрызение совести хуже, чем страх. Конечно, есть в жизни и ошибки, моя стратегическая ошибка в том, что я поздно женился, когда мне было уже за 40. Тогда были трудные времена, и я все откладывал на потом. Поэтому у меня нет детей. Поэтому в моем доме так много молодежи со всего света…
***
Хозяин ресторана – господин Ютака, единственный иностранец, удостоенный звания почетного гражданина Южно-Сахалинска, поменявший Страну восходящего солнца на остров Сахалин, – торжественно фотографируется на память с Занусси, который пожимал руку самому японскому императору (был в жизни режиссера такой эпизод).
Мы тоже, с пониманием исключительности момента, фотографируемся на память с человеком, который снял «Брата нашего Бога».
* Материал подготовлен в соавторстве с Ядвигой Юферовой
Источник новости: http://www.amur.info/column/yaroshenko/6910