 |
||||
|
|
Ведущий — Александр Ярошенко:
Добрый вечер! Сегодня свои «Простые вопросы» я буду задавать коллеге – известной сибирской журналистке, продюсеру и ведущей томской телекомпании «ТВ-2», академику Российской академии телевидения Мелани Бачиной.
– Мелани, здравствуйте!
– Здравствуйте, Саша!
– Вопрос первый такой, не удержусь: имя редкое – Мелани.
– Этот вопрос мне очень часто задают, и каждый раз я всё равно рассказываю эту историю. На самом деле это имя я сама себе придумала в том плане, что моё имя Мелания, а Мелани – это такой более европейский вариант.
– Стилизованный под Европу.
– Да, стилизованный под Европу, который, как мне кажется, больше подходит мне.
– Да, оно вам совершенно подходит. Ещё спрошу: томская телекомпания «ТВ-2» слывёт достаточно независимым организмом. Трудно сегодня быть независимым в провинциальной журналистике, да и вообще, наверное, в российской журналистике?
– Трудно. Трудно быть независимым, трудно отстаивать. Даже не то, что трудно. Независимым-то быть легко и вообще свободным быть легко, если ты свободен в душе, если ты понимаешь, для кого ты работаешь, если у тебя есть некие принципы, которых ты придерживаешься в профессии. Они очень простые, понятные, они существуют во всём мире. Но трудно сегодня отстаивать свою независимость; доказывать, что журналист должен быть независимым; доказывать, что независимость и независимая, свободная пресса – это правильно. Это не просто правильно, это хорошо для всех. Это хорошо для общества, потому что оно получает честную, правдивую информацию о том, что происходит на самом деле. Это хорошо для власти, потому что она понимает, что происходит в обществе. Она понимает, что происходит вокруг неё. На самом деле, журналистика – это такой градусник, по которому можно мерить температуру, градус настроений в обществе. Если она зашкаливает, то и власть это хорошо понимает, что происходит.
– Мелани, но власть не любит шершавые языки. Это – аксиома.
– Власть всегда и везде не любит журналистов, но в чём наша главная проблема на сегодняшний день. Наша власть считает, что журналисты не должны и не могут рассказывать то, что на самом деле происходит в стране. Есть запретные темы, есть запретные люди, есть передёргивание фактов, есть скрытие каких-то фактов, о которых не принято говорить. Это очень сильно отличает нашу власть от западной, где тоже не любят журналистов, где тоже пытаются журналистов всё время использовать в своих интересах и так далее. Но там прекрасно понимают, что пока есть независимая, свободная пресса, всё-таки работает институт демократии, о котором у нас тоже говорят, но только на словах.
– Двадцать лет уже говорят. Говорят: трудно быть независимым. Мы все зависим от настроения своих учредителей, от множества факторов. Журналистика зависимая же?
– Так, но не совсем так. Конечно, по факту на сегодняшний день очень многие региональные компании зависят либо от власти, например это губернаторский канал, потому что финансируется из бюджета; либо это мэрский канал и финансируется тоже из бюджета, только из другого; либо это частная телекомпания, у которой есть учредители, и она должна учитывать интересы учредителя. Здесь очень многое зависит от того, кто и какой учредитель, насколько он понимает ценность телевидения или ценность компании, средства массовой информации. Если учредитель понимает, что есть независимая компания, у которой есть чётко прописанные правила игры, это хорошо для бизнеса. Если есть прописанные правила игры, значит – есть кодекс журналистов, есть какая-то редакционные ценности, есть какая-то редакционная политика, эти правила игры всем известны. Всем от этого хорошо: учредителю хорошо, потому что есть прописанные правила игры чёткие. Все понимают: мы по-честному играем по этим правилам. Эти правила для всех одинаковые. Вы устанете, вы не сможете подстраиваться.
– Под очередного мэра или учредителя.
– Нет, у учредителя есть друзья, у учредителя есть знакомые, у учредителя хорошие, приятельские отношения с властью.
– Симпатии, антипатии свои.
– Да, и если он будет каждый раз подстраиваться, это будет плохо ему самому, это раз, а во-вторых, бизнес должен быть прибыльным. Что касается бизнеса телевизионного, понятно что, чем честнее телекомпания, чем больше доверия зрителей, тем больше денег несёт рекламодатель. Это очень связанные вещи, поэтому понятно, что учредитель, если у него есть голова на плечах, он должен как-то лавировать, и защищать свой бизнес, и защищать своих журналистов. С этим у нас тоже беда.
– Вот о чём хочу спросить. Один пример: недавно наш губернатор Приамурья затеял прокурорскую проверку по факту заголовка на сайте Амур.инфо. Заголовок такой, что в Приамурье продолжаются компенсационные бунты, и волнения в Тамбовском районе стали поводом для прокурорских проверок. Вот когда губернатор пишет жалобу прокурору на журналистский заголовок, это о чём говорит, на ваш взгляд?
– Это, наверное, конечно, надо у губернатора спросить. С одной стороны, это хорошо, потому что губернатор не звонит вашему начальнику и не угрожает закрыть телекомпанию или информационный сайт. Он пытается использовать рычаги законные. Я не вижу в этом заголовке, например, ничего такого. Что такое слово «бунт», «компенсационный бунт»? Что это? Бунт, если брать значение этого слова, это несогласие в том числе.
– Протест какой-то.
– Протест, несогласие. Это не революция.
– Невооружённый мятеж.
– В этом заголовке нет совершенно ничего такого, чего бы ни отражало то, что происходит. Если есть люди несогласные, как выплачиваются компенсации, значит этот заголовок подходит. Довольно трудно будет в суде, например, доказать какой-то подвох в этом заголовке.
– Я думаю, дело даже не в суде. Какой-то такой симптом нехороший, понимаете. Ну столько проблем в регионе и для прокурора в том числе.
– Понимаете, в чём проблема: почему-то, я не знаю, почему, но в принципе власти, особенно на местах, региональной власти, даже не столько федеральной, кажется, что если о чём-то не рассказывать, то можно сделать вид, что этого как бы нет. У меня вопрос тогда: если губернатор не будет знать о том, что люди недовольны компенсациями, как их выплачивают или не выплачивают вообще, ему как-то это поможет в решении тех же проблем? А если эти люди завтра соберутся на площади и если их будет пятьдесят или сто тысяч, что тогда? Может быть, знать об этих проблемах, решать их локально?
– В зародыше?
– Да, пока проблема не разрослась в какие-то более серьёзные волнения. На самом деле, это вопрос не к журналистам. Журналисты всего лишь посредники. Они передают информацию, они рассказывают о фактах, которые происходят. Вот и всё. Почему-то власть всегда считает, что если журналисты рассказывают правду, они раскачивают лодку. Очень часто говорят: «Не раскачивайте лодку», или «мы же с вами в одной лодке».
– «Мы же с вами в одной лодке, а вы ж гребёте в другую сторону».
– Проблема в том, что мы не в одной лодке. Мы в разных лодках, но почему-то если мы в разных лодках, то власть думает, что наша лодка обязательно вражеская.
– В России или чёрное, или белое. Часто очень.
– Они не понимают, что это ничья лодка. И это важно, чтобы эта лодка оставалась ничьей, чтобы она не приставала ни к какому и ни к чьему берегу.
– Время летит, Мелани. Вопрос такой задам: сегодня очень часто считают, что журналист – это враль, что журналист – это вторая древнейшая профессия обязательно. Почему так в обществе? Чем больше живём, тем больше этого накапливается мнения.
– Да, нет. Это всегда было, потому что есть хорошие журналисты, есть плохие, есть честные, есть продажные. Я не могу сказать, что про всех, ну говорят, конечно: «Вот вы там всё врёте, вы передёргиваете». Потому что есть журналисты, которые врут и передёргивают. Это правда. Как можно сказать про врачей, что все они плохие.
– Про учителей, про таможенников, про кого угодно.
– Это всё очень субъективно. Кроме того у нас природа профессии такая: мы всегда на виду. Люди хотят верить слову, сказанному журналистом, а если люди в какой-то момент чувствуют себя обманутыми, то понятна реакция. Это вполне естественно, но наша работа вообще мало кому нравится: и власти не нравится, и бизнесменам не нравится. Да что там говорить, и простым обывателям тоже не нравится, потому что им всем кажется, что мы лезем не в своё дело. Но мы должны быть там, где всем кажется, что нас быть не должно.
– Спрошу про интернет-пространство. Сегодня в Интернете ну такой большой забор: пиши, что хочешь, как хочешь. Очень много злого, гадкого, неумного. Нужна модерация жёсткая, на ваш взгляд?
– Нет.
– А как же?
– Зачем?
– Так можно далеко зайти. Вас оскорбят, вас обхамят, вас унизят.
– Если вас оскорбят, вы можете подать в суд.
– Ну и будете два года ходить по судам, искать IP-адреса, доказывать.
– Для этого есть, конечно, специальные службы. Мне кажется, что вообще нам надо как-то проще ко всему этому относиться, во-первых, а во-вторых, модерировать и цензурировать Интернет ну практически невозможно. Вы понимаете, сегодня это на одном сайте, завтра – на другом. Через какие-нибудь другие страны этот IP-адрес зарегистрируют, и вы ничего с этим не сделаете. Мне кажется, сейчас этого уже как-то меньше. Раньше этого было больше.
– Волна прошла.
– Оно само по себе рассосётся, оно само по себе выстроится, люди привыкнут, люди научатся как-то с этим работать, к этому относиться. И вообще чем меньше мы будем куда-то влазить – в средства массовой информации с какой-то цензурой и указявками, как и что делать; в Интернет, который на сегодняшний день по крайней мере в нашей стране это – единственная площадка свободная.
– Да и вообще в мире, по-моему, самая свободная площадка.
– И в мире в том числе. Ну хотя бы на Западе есть разные компании, которые даже если кому-то принадлежат, но вы можете посмотреть одну, другую, третью и сложить какую-то общую картину дня информацию. У нас же это невозможно сделать, смотря федеральные каналы. Там везде одинаковая повестка дня, и она совершенно не похожа на нашу с вами реальную жизнь.
– Жизнь за окном и в телевизоре – абсолютно разные картинки.
– Это-то собственно и раздражает, потому что та жизнь, которую показывают по федеральным каналам, не имеет ничего общего с нашей с вами реальной жизнью.
– Ну мало общего, скажем так.
– Либо мало общего, да, с нашей реальной жизнью, поэтому не нужно ничего там трогать, оно само там выстроится. Очень, мне кажется, гибкий Интернет и очень подвижный, очень быстро развивается. Выстраивается там всё это. Те, кто занимается сайтами, они уже научились это тоже как-то модерировать, не допускать ну откровенного нарушения закона по клевете и так далее. Не нужно ничего трогать, оно само будет работать.
– И последний вопрос: есть такая тема, Мелани, за которую вы не возьмётесь никогда? Честно.
– (Думает.) Наверное, есть.
– Какая?
– Это будет что-то личное. Есть какие-то личные истории.
– Которые вас касаются?
– Да, касаются меня, моей семьи, может быть, моих друзей, когда журналист будет не объективен в подаче этой информации. Пожалуй, за такие темы я не возьмусь.
– И приходилось не браться?
– К счастью, нет.
– Понятно. Это были «Простые вопросы» для Мелани Бачиной. Мы говорили о профессии, которую многие не любят – о журналистике. Всем добра и здоровья, берегите себя и живите, пожалуйста, долго. До свиданья.
Источник новости: http://www.amur.info/simple/2013/11/07/3323.html