Ведущий — Александр Ярошенко:
Вчера гостем программы «Простые вопросы» был китайский торговец с благовещенского рынка с генсековским именем Миша. Сегодня мы продолжаем тему российско-китайских отношений. На эту тему мы поговорим с гостьей «Простых вопросов», доцентом Амурского государственного университета, кандидатом экономических наук Натальей РЫЖОВОЙ.
– Скажите честно, вы сами ездите в Китай?
– Конечно, бывает.
– В качестве туриста или что-то посмотреть, купить? Что вас там привлекает?
– Езжу как турист, хотя первый раз я ездила в Китай в командировку.
– Куда вы ездили?
– В Хэйхэ, в Харбин.
– Вам там было комфортно?
– Я не пойду в такие места, куда туристам ходить не нужно.
– Вы не заметили, что чем дальше россиянин от китайской границы, тем больше видит улыбок?
– Да, я согласна. Это распространенное мнение.
– Как вы думаете, почему так?
– Очень простой ответ: россияне недостаточно хорошо ведут себя в Хэйхэ.
– На ваш взгляд, китаец больше улыбок чувствует в Иваново, во Владимире, в Калуге – в центре России?
– Боюсь, что нет. Примерно одинаково. Потому как россияне ездят в Китай – в Далянь, в Циндао, – чтобы отдохнуть, а китайцы ездят в Россию, чтобы заработать.
– Не могу не коснуться темы финансового экономического кризиса. С одной стороны, эта тема уже навязла в зубах, надоела; с другой стороны, как без нее, когда она касается нас всех, прямо или косвенно. Как вы думаете, стоит ли нам бояться кризиса именно в геополитическом отношении с Китаем? Может быть, эта армия безработных китайцев рванет на бескрайние российские просторы, где столько леса и другого богатства или же этого не нужно бояться?
– На мой взгляд, история помнит очень мало случаев, когда войны начинали простые люди. В основном, войны начинают руководство, правители. Китаю сейчас война совершенно не нужна и никакой народ, на мой взгляд, никуда не хлынет. Это фантазия, это миф, который нередко – я прошу прощения – раздувается и в средствах массовой информации, и, хуже того, подхватывается так называемыми экспертами и учеными.
– Вы думаете, это мнение беспочвенно?
– Почвы нет, по крайней мере, сейчас.
– Если посмотреть на этот вопрос с другой стороны – может быть, Приамурью в частности и России в общем будет в какой-то степени даже легче от того, что мы находимся в подбрюшье у мощной китайской экономики? Может быть, мы что-то от этого выиграем?
– Мы могли бы выиграть очень многое, если бы наши границы были бы по-настоящему открыты, если бы у нас здесь были бы созданы соответствующие институты, так как в Китае в целом – и в провинции Хэйлунцзян, и в автономном районе внутренней Монголии, – есть так называемый приграничный пояс открытости. У нас такого нет; более того, все действия, которые постоянно предпринимаются, ведут, в общем-то, к уменьшению экономической активности в Приамурье.
– Что значит закрытые границы? В Хэйхэ съездить проще, чем в Тамбовку – купил билет, 15 минут и уже там. И экономическая зона, о которой мы уже не знаю сколько лет говорим. На самом деле нет этого?
– Я думаю, что на нашей стороне нет ничего подобного. На той стороне создается инфраструктура, строятся дороги, идет развитие, направленное на то, чтобы что-то производилось, что-то продавалось в Россию. На нашей стороне можно вспомнить единицы специальных действий, направленных на то, чтобы мы развивались за счет того, что у нас есть такой сосед с такой экономикой.
– Почему так? Вот вы, ученые, которые занимаются приграничными российско-китайскими отношениями, как думаете, почему такой диспаритет – на том берегу и на этом? Может быть, здесь дело в ментальности?
– Это очень трудный вопрос. Те концепции, которые создаются по поводу приграничных отношений, интеграций, торговли, не могут работать одинаково хорошо на всей территории России, ведь у нас настолько разные границы. Есть новые границы – с Украиной, с Казахстаном. Там совершенно другая ситуация. У нас есть граница с Финляндией – там тоже другая ситуация. Ленинград – анклав и это еще одна ситуация, и поэтому те концепции, которые разрабатываются и начинают работать, не могут работать одновременно хорошо во всех регионах.
– Страница одна, граница одна, закон один, ситуация разная. Хельсинки и Хэйхэ, Выборг и Манчжурия.
– Конечно, ситуации разные.
– Так значит, дело в ментальности, соседской и в нашей?
– Нет, дело не в нас, дело в наших соседях – все-таки, у Финляндии и Китай разные экономики и разные задачи. И у нас должны быть разные задачи по работе с ними. На мой взгляд, должна быть более гибкая региональная политика по управлению приграничным развитием.
– У нас изменилась ситуация на таможне – как обыватель и как профессионал, интересующийся этим вопросом, вы знаете, что резко сократился поток так называемых «кирпичей». На ваш взгляд это правильно?
– Ученый не должен говорить, нравится ему или нет.
– Хорошо, я неправильно задал вопрос. Скажите как ученый – это правильно или неправильно, на ваш взгляд?
– Неправильно. Потому что есть поток воды – река, ручей – и если поставить плотину, то вода потечет в другом направлении.
– «Вода дырочку найдет», как говорят в народе.
– Обязательно найдет. Закрыли таможню в одном месте – не закрыли в другом. Тот неформальный поток товаров, который шел, даже если закроют, насколько мне известно, в Суньфэйхэ все работает по-прежнему. Даже если закроют там, останется Забайкальск и Манчжурия. Закроют там – будет Кяхта, поток пойдет через Монголию. Если закроют и его – есть главный поток через Казахстан.
– Вас печалит то, что амурские поля в основном обрабатывают китайцы? На наших прилавках примерно 90 % китайских овощей и фруктов. Это нормальная ситуация?
– Печалит или не печалит – это, опять-таки, неправильно. Трудовых ресурсов в Амурской области сейчас мало. Поэтому мы вынуждены обращаться к трудовым ресурсам из-за границы – будь это Китай или Казахстан, Таджикистан или Узбекистан, не важно. Другое дело, что это опять происходит нецивилизованно. Очень много публикаций было в прессе и по телевидению о том, что в земле остается пленка, используются нелицензированные агрохимикаты – это плохо. Кроме того, плохо, что люди, среди которых есть вполне квалифицированные специалисты, живущие на селе, никак не привлекаются к процессу обработки земель – нет институтов, нет механизмов. Колхоз, которому не хватает персонала, мог бы привлечь себе этот персонал.
– Наталья Петровна, у нас в государстве Российском одних надзоров – институты, вроде бы, есть. Но они не работают.
– Да. Но под институтами я понимаю не столько надзорные органы, сколько правила игры, которые будут работать для России. Это самая большая проблема. Может быть, меня не поймут, но России не выжить без мигрантов. За последние 20 лет Амурская область потеряла 20 % населения. Ведь миграционной политики нет – вся наша миграционная политика сводится к тому, чтобы «не пущать», не дать вид на жительство.
– Сплошные запретительные меры.
– Запретить вместо того, чтобы подумать, как адаптировать. Если нам не нужны такие китайцы, давайте подумаем о том, какие нужны. Может быть, нам нужны такие, которые отучились в наших вузах – они сносно говорят по-русски, они поняли какие-то элементы нашей культуры. Но этого пока нет.
Это были «Простые вопросы» для доцента Амурского госуниверситета Натальи Рыжовой. Я хочу закончить наш разговор китайской пословицей: «Хорошие соседи порой лучше, чем дальние родственники».
Источник новости: http://www.amur.info/easy/2009/04/09/1271.html