Благовещенский психотерапевт презентовал свою третью книгу

 В зеркале блеклые видишь глаза
 И бледный с горбинкой нос.
 Силишься снова себя узнать
 И осознать что стряслось.

 Но понимаешь, уже готов
 На все вопросы ответ.
 Я позабыл среди тысячи слов
 Меткое едкое «Нет!».

 Волей чужой и друзей и врагов
 В пьесу был вовлечен.
 Она называлась: «Страна дураков,
 Или дурной сон».

 В ней я играл, забывая себя,
 Тысячи разных ролей,
 Душу на мелкие части дробя
 На радость сторонних людей.

 Люди смеялись, порой говоря,
 Что видят отменный талант.
 Но постепенно силы терял
 Горе-комедиант.

 Аплодисменты. Занавес. Свет.
 Люди ушли неспеша.
 И я понимаю, снимая жилет,
 Что кровоточит душа.

 Сердце, не надо так громко стучать,
 Не надо печали и слез.
 В шапке шута я стал замечать
 Нити седых волос.

 Может быть ими из лоскутков
 Сшить воедино дух?
 Шапкою в ране высушить кровь,
 И смыть ее с грязных рук.

 Театр покинуть, назад не смотря,
 Сам своей жизни царь.
 И твердо решившись себя не терять,
 Сцену сменить на алтарь…

***

 Прохлада полночного часа, шелест листвы,
 Теней деревьев сплетенье на мокром асфальте,
 Свет фонарей, свежескошенной запах травы,
 Шепот из недр темноты: «В этой ночи растайте…

 Дайте возможность себе распрощаться со сном,
 Пейте чернила таинственных улиц бездонных,
 И устремляйтесь, ведомые Млечным путем,
 К звездам и новой земле по полночному сонной!».

 Ладан весеннего воздуха после дождя
 Терпкий и даже способный расширить сознание
 Смело вдыхайте и, пару мгновений спустя,
 С губ благодарность срывается как заклинание.

 Как хорошо окунутся в прохладную ночь,
 Зная что солнце, луна, спящий город, все звери и птицы,
 Лица, холмы и равнины, и тучи спешащие прочь,
 Снова и снова готовы всегда повториться,

 Но каждый раз уникально. И новая грань
 Этой Вселенной сверкнет то слезой, то алмазом,
 То белозубой улыбкой в воскресную рань,
 То этим всем ослепительно ярко и разом!

 Ночью мы ждем пробужденья, а днем темноты,
 Чтобы во сне оживали мечтанья и сказка,
 Чтобы страданий и бед растворялись черты,
 А новый день был спокоен, приветлив и ласков.

 Мир состоит из молитв и ответов на них,
 И созерцания мира в обычном течении
 Днем или ночью когда ты спокоен и тих,
 Мир обнимая в нахлынувшем вдруг вдохновении.

* * *

Доктора бросили человека. Бросили умирать.

— Мы бессильны, — сказали они, и по их серым бесстрастным лицам одномоментно прокатились слезы на белоснежные халаты.

Шаги их стихли в сумрачном коридоре, а слезы, собравшись в лужицу, бриллиантово мерцали в огневом закатном луче. Человек оторвал голову от подушки и стал слушать тишину.

Стемнело, в незанавешенное окно робкими лучами постучались звезды, а луна молочным светом залила бурые половицы. Ветер осторожно покачивал раззеленевшийся тополь в пустом дворе. Неожиданно с него оторвался смолистый листочек и впорхнул в палату, а в тот же момент неуклюжее шарканье раздалось за дверью.

Шаги неспешно приблизились, дверь, слабо скрипнув, отворилась, и вошла усталая Смерть в запыленном ветхом балахончике. Она прислонила завернутую в тряпку косу к стене, достала из-за пазухи позолоченные часы, взглянула на них и села у ног больного, застыв в кротком ожидании.

Человек посмотрел на ее мраморно-белые костлявые кисти, его страх уже прошел, он даже обрадовался, что более не один в темной палате. Больной прикрыл глаза и тоже стал ждать.

Тут ему послышался мягкий вкрадчивый голос, от которого зашевелились волосы:

— Мой друг, почти всю жизнь ты слушал других. Полвека ты отстоял за дирижерским пультом, подмечая все звуки, игру каждого инструмента, и ничто не могло скрыться от твоего чуткого уха. Но я пришел к тебе, чтобы напомнить прошлое. Помнишь, ты был совсем-совсем маленьким, и твоя матушка, обнаружив у тебя абсолютный слух, нашла учителя. Ты вспомнил? Да-да, он был невысоким худощавым старичком, и он учил тебя играть на скрипке, но не большой, а маленькой, в одну восьмую, как раз под тебя. Вспомни, как радовался ты, если удавалось извлечь какую-нибудь простенькую мелодию из этой крохотной скрипочки. Тогда ты слушал не ушами, а душой, и простота казалась прекрасной. Позже ты научился отличать чистоту от фальши, делить искусство на низкое и высокое… Стали чуткими уши, а душа притупилась… А сейчас ты должен разбудить снова те душевные порывы, должен вслушаться в себя…

И человек услышал легкий ветерок, проносящийся в его груди во время вдоха. Ветерок такой легкий и радостный, какой бывает лишь у детей. А сердце-то как стучит! Клокочет с перезвоном по каждому сосудику. Даже желудок урчит солидно и торжественно…

И человек понял, что он слышит… Он слышит здоровье в своем ослабевшем теле, и его чувства не лгут! Он — здоров!

— Неужели?! — спросил он сам себя и открыл глаза.

Смерть загадочно взглянула на него, достала уже почти остановившиеся часы, до упора завела их и тихо вышла в распахнутую дверь, оставив косу стоять у стенки.

Человек поднялся с койки, прошел через лунную дорожку на полу и очутился в коридоре. Здесь его ждали доктора, двенадцать пар их глаз печально улыбались ему. Они стояли и ждали его слова.

— Вы не видели мою смерть? Я даже не попрощался с ней… Хотя, впрочем, мы еще увидимся…

— Разве? — удивились хором доктора. — Вы думаете, она еще придет?

Человек в ответ лишь развел руками, но сделал это так изящно, словно руководил оркестром…

И оркестр его души заиграл… Человек чувствовал, как его ноги отрываются от земли, он взмыл ввысь и увидел себя дирижировавшим огромным хором ангелов.

Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный,

Помилуй нас… —
пели они.

 А на далекой земле много народа плакало на похоронах известного дирижера…