История вырождения одной семьи
За четыре поколения они от работяг и умниц превратились в дегротов. Самое младшее поколение уже носит ярлык «необучаемые». Всех съела водка… Поля родилась в созидательном 1929 году третьим ребёнком в семье брянских крестьян. Девчонка росла смышлёная, спорая на работу, и, что не мало важно, удалась просто писанной красавицей.
За роскошной улыбкой прятался ровный перламутр белоснежных зубов, ямочки на щёчках, тёмная челка, из-под которой роскошным опахалом длиннющие ресницы прятали бездонность зелёных глаз.
Невысокого росточка с ладно скроенной фигурой, полногрудая.
В 1950 году Полькина мать Анюша, оставшаяся после войны солдаткой с пятью дочерями, решилась на крайний шаг: оставила родную опалённую войной Брянщину и поехала по переселению на Дальний Восток.
– Чаво бояться, бабоньки? Там хоть бомбы на головы не летели. Хуже не будет, – говорила она голосившим, как по покойнику, соседкам, когда те провожали её с оравой на ближайшей станции.
Они ехали в товарном вагоне ровно месяц, пока судьба не ссадила их на станции Архара.
Главными богатствами, которые Анюша привезла сюда,– это были её девки и пузатая бочка мочённого лыка. Она искренне верила, что здесь все тоже ходят в лаптях.
Жизнь закружила её семью в своём будничном вальсе. Старшие пошли работать в колхоз, младшие учились в школе.
Потом, как весенние почки, стали поспевать её девки и дружно выходить замуж.
Полька выскочила за местного выпивоху Вовку – некрасивого, с непропорциональной головой парня. За эту «непропорциональность» его и дразнили «конь-голова».
Анюша плакала, уговаривала красавицу дочку не делать этого шага.
– Мам, не лезь. Я его люблю, – сказал та, как отрезала.
«Конь-голова» характер стал показывать с первого года их совместной жизни, ревновал Польку к каждому столбу и бил её смертным боем.
Потом, валялся у неё в коленях, плакал, просил прощения, слово давал, «что больше такого не будет…»
Всё повторялось с получки и аванса…
Незаметно Поля сама стала попивать вместе со своим «каркадилом» – так она называла своего мужа.
– Выпью стакан, а ему всё меньше достанется, трезвее он не так лютует, – так объясняла она сёстрам свой перегарный запашок.
В алкоголичку она превратилась года за два. Могла неделями не ходить на работу, дом стал неуютный, и забывать, что такое хозяйка. Её дочки погодки росли вольными, родители с их вечными пьянками особого авторитета для них не имели.
Когда сельсовет грозился отправить Полю на лечение в усть-ивановскую лечебницу, она искренне говорила, что «такого позора» не переживет и наложит на себя руки.
Её старшая Надька замуж выскочила 17-летней за соседского пьянчужку Лёху.
Свадьба у них была какая-то торопливая, похожая на пожар…
Полька лежала пьяная за каменком печи и безвольно махала рукой.
– Пусть живут, как хотят…
Лёха стал Надьку поколачивать тоже на первом году совместной жизни, сначала так робко, пробно, проверял её реакцию.
Она принимала всё с материнской воловьей покорностью…
Лёха пил просто по-чёрному, годам к тридцати слыл уже просто беспробудным. Надька была баба хваткая на работу, в совхозной столовой работала поварихой, семью кормила, дом тянула на себе. Была бита со зверским постоянством, годам к тридцати не имела передних зубов, а все губы «украшали» шрамы и шрамчики.
Для памяти о семейной жизни родила троих детей, которым батя раздавал затрещины и подзатыльники едва не с зыбки.
Пацаны росли забитыми с красными от слёз и непроходящего коньюктивита глазами. Их дразнили и колошматили в школе, просто так, за фамилию, которая стала на деревне синонимом дури…
Полю убил мужинёк-«каркодил» в 46 лет. По пьянке проломил голову ломом.
Его посадили на 7 лет общего режима, года через четыре его закопали на тахтамыгдинском кладбище, на могильном холме поставили отёсанный кол с порядковым номерком.
Лёху по пьяни поколотила стая деревенских упитых зверёнышей. Просто так, от чувств. С той поры он так и остался неходячим инвалидом. Пацанов долго и нудно судили районным судом, половина из них стали свидетелями… Кого-то посадили на смешные сроки. Освободившись, они приходили к нему мириться. Вместе пили мутное пойло. Неходячий Лёха их простил. Ну с кем не бывает…
Надька померла от инсульта в 41 год. Ровно на третий день на выходе из глубокого запоя её хватил удар
Её младший Толик получил шесть лет, по деревенскому определению «за коноплю».
Старший Андрюха на беду женился, родил на свет троих детей. Двое из них стали учениками коррекционного класса местной школы.
Я как-то спросил их учительницу, как учатся мои дальние родственники?
– Да они вообще необучаемые, – без паузы ответила она мне.
…Всё, что написано выше, – чистая правда. Изменил только имена.
Их всех съела водка. И даже пуговицы не выплюнула…
Источник новости: http://www.amur.info/column/2011/04/25/