Первые истинно местные
Портал 2×2.su продолжает рассказывать о малоизвестных страницах амурской литературы. Помогает нам в этом новое исследование «Мы твёрдо стали на Амуре…» доктора филологических наук, профессора БГПУ Александра Урманова.
На сей раз в центре внимания два литератора, интересные, прежде всего, тем, что являются одними из первых по-настоящему амурских авторов, то есть родились и выросли на этой земле.
Где новая вера?
Герасим Шпилёв (1884 – 1939?) – видный общественный деятель Приамурья первых послереволюционных лет, журналист, редактор, поэт. Находясь внутри революционного лагеря, он прошёл непростой путь идейных и духовных исканий – дорогу заблуждений и прозрений. Шпилёв стал одним из многочисленных добровольных пленников господствующих в обществе идей, которые посвятили себя служению революционным идеалам, делали всё возможное для установления в России нового, как им казалось, самого справедливого строя на свете. А этот строй в итоге безжалостно растоптал этих людей.
Родившись в большой семье переселенца, с детства приученный к труду, Герасим рано пристрастился к чтению. Стихи начал писать ещё в школе, но в печати они появились только с 1904 г (парню уже было 20 лет). А в 1905 г., уехав в Томск продолжать образование, амурчанин издавался уже в сибирской периодике. Именно там он втянулся в революционное движение. Там же отбывал и своё первое тюремное заключение.
Февральская революция принесла Герасиму массу партийной работы. Позже он переезжает в Москву, много работает для партии, но в конце 30-х подвергается репрессиям. По одной из версий – умирает в 1939 г. в архангельской тюрьме, по другой – арестован и расстрелян в 1937-м.
Пролетарскую поэзию Шпилёва, конечно, трудно назвать живой. Поэтическое слово, поставленное на службу социальным задачам, как правило, превращается в схему, шаблоны. А вот то, что амурчанина по-настоящему зацепило, это жестокий разгон революционного митинга в Томске в октябре 1905 г., свидетелем которого он стал, назвав свои поэтические впечатления «Песни ужаса».
Тогда, спрашивается, как объяснить строки, напечатанные уже в 1918 г.:
Несите же сквозь дым кровавые знамёна
Во имя светлых и далёких грёз;
Пусть льётся кровь и раздаются стоны,
Но вы не бойтесь ни стона и ни слёз!..
Вместе с тем Шпилёв, ещё в детстве усвоив основы христианской этики, душевно был предрасположен к принятию и исповеданию спасительной веры в Христа, отрицая при этом церковь и вообще религию. И его уход в революцию был путём к новому Храму, поиск более действенной веры, чем христианство, способной быстрее исправить несовершенный мир и человека. И вот что было написано после всех призывов в духе большевизма:
Нет, я не желаю крови и тиранства,
И я уйду, уйду, уйду,
Чтобы не видеть власти хулиганства,
В Гефсиманском я укроюся саду…
Увы, укрыться не удалось.
А вот его любовь к амурскому краю была бесконечной, беззаветной. И стихи о своей малой родине были, пожалуй, самыми искренними:
Я снова увидел Амур мой родной,
И сердце забилось невольно.
Представилось всё мне мечтой голубой,
И радостно так, и так больно!
Что за моралью?
Фёдор Коротаев (1881 или 1883 – 1918) также родился в Благовещенске. Был представителем третьего поколения известной молоканской купеческой династии, являлся гласным городской думы, преуспевающим коммерсантом, благотворителем. Основал газету «Благовещенск», в 1907 – 1912 гг. был её редактором. Очень много для неё писал (хотя, не только в «Благовещенск») – рассказов, басен, заметок, стихов.
Правда, поэзия Коротаева веяла нравственно-религиозным проповедничеством, была в большинстве своём тосклива, уныла. Даже названия стихотворений, как правило, однообразно-безликие, усреднённые, типовые, не отражающие ни колорит родного Приамурья, ни особенностей авторского мировоззрения: «На базаре», «Степь», Раздумье», «Мать», «Лес», «Ветер».
Увлекался Коротаев также, судя по всему, переделкой (по-современному, ремейками) стихов Лермонтова, Некрасова, Сурикова, Кольцова.
В 1912 г. в Москве вышел первый (и единственный) самостоятельный поэтический сборник Коротаева. Почему именно в столице – до сих пор загадка. По крайней мере, на родине качество полиграфии тогда было не хуже. Да и составлен сборник был не очень профессионально. А сам автор, похоже, даже не рассчитывал, что его книга попадёт в руки профессиональных критиков и писателей.
К сожалению, и художественный уровень произведений Коротаева оставляет желать лучшего. Грубо говоря, всё отдаётся на откуп чтению морали. Даже, например, упоминание реки Зеи в стихотворении, которое, между прочим, открывало его московский сборник, это ничего не значащая деталь:
На крутом берегу быстрой Зеи-реки
Появился кабак обирать пятаки.
Появился кабак – полилося вино,
И в карманы крестьян забралося оно.
Замени Зею любой другой рекой – ничего не изменится…
Но всё же были у Коротаева и вещи, заслуживающие самого серьёзного отношения. Например, о чувствах переселенцев, осваивающих амурские земли, верящих в их будущее:
И станет край Амурский русским
И будет родиной второй.
И, может быть, спасибо скажут,
Что мы трудились над тобой.
По некоторым данным, Ф. Коротаев погиб 1 или 2 марта 1918 г. во время подавления так называемого Гамовского мятежа. Он был застрелен среди бела дня на одной из улиц Благовещенска. Есть свидетельства, что Коротаев готовил к печати вторую книгу. Судя по всему, эта рукопись навсегда потеряна.
Источник новости: http://2×2.su/culture/article/ya-ne-zhelayu-krovi-i-tiranstva-o-chem-pisali-poet-163686.html